Втроем с Мидори они показали друг другу открытки с

расписанием лекций и некоторое время вели бессвязную беседу о том, кто как

сдал в прошлом году немецкий, кого ранили в драке со студентами из

политического движения, какие у кого-то красивые туфли и где она их купила.

Я слушал долетающие до меня разговоры, и мне казалось, что они доносятся

словно бы с другой стороны земного шара.

Я пил кофе и смотрел на картину за окном. Это была обычная картина весеннего

дня в университете. Небо было в дымке, цвели ивы, по дороге шли с новыми

книжками в руках студенты, в которых с первого взгляда угадвались

первокурсники. Пока я смотрел на это, на меня опять напало безразличие.

Я вспомнил о Наоко, которая и в этом году не смогла вернуться в университет.

на подоконнике стоял стеклянный бокал с анемонами.

После того, как девушки сказали: "Ну, пока!" и ушли обратно за свой столик,

мы с Мидори вышли из ресторана и прогулялись по улице.

Мы зашли в букинистическую лавку и купили несколько книг, попили кофе в

чайной, поиграли в "pin-ball" в игровом зале, потом присели на скамейке в

парке и поболтали.

Говорила в основном Мидори, а лишь поддакивал в ответ. Мидори сказала, что

хочет пить, и я сходил в магазин поблизости и купил две бутылки колы. Она в

это время что-то сосредоточенно писала шариковой ручкой на линованной бумаге

для сочинений.

- Это чего? - спросил я.

- Так, ничего, - ответила она.

В пол-четвертого она сказала:

- Пора мне, с сестрой договорились на Гиндзе встретиться.

Мы дошли пешком до станции метро и там расстались. Перед тем, как мы

расстались, она сунула сложенный вчетверо лист бумаги в карман моего пальто.

Она велела прочитать это дома. Я прочел его в метро.

"Ты сейчас ушел покупать колу, а я в это время пишу это письмо. Первый раз в

жизни пишу письмо человеку, сидящему рядом со мной на скамейке. Но иначе нет

никакой надежды, что слова, которые я хочу тебе сказать, дойдут до тебя.