Теперь уже все

кончилось, и вот во что я в итоге превратилась.

Мы немного посидели в тишине.

- Она повторила то, что мне сказала ее мать. Что ходила мимо моего дома, и

ей понравилось, как я играю на пианино, что ей случалось несколько раз

видеть меня на улице, что она меня обожает... "Обожаю", говорит. Я, как это

услышала, покраснела. Как не покраснеть, когда такой красивый, как куколка,

ребенок, говорит, что тебя обожает. Но думается, что до конца это враньем не

было. Мне-то, конечно, было уже за тридцать, ни красивой, ни умной, как она,

я не была, талантами не блистала, но, может быть, было что-то, что ее во мне

привлекало? От того, может, что ей этого чего-то недоставало, скажем?

Наверное, поэтому я ее заинтересовала. Сейчас мне так кажется, когда

вспоминаю. Не подумай, что я этим похвастать хочу.

- да я понимаю.

- Она сказала : "Я ноты принесла, можно я сыграю?" "Сыграй", разрешила я. И

она сыграла "Инвенцию" Баха. Было это, как бы тебе сказать, очень интересное

исполнение. Или даже не столько интересное, сколько странное, в общем,

отличное от обычного. Играла она, конечно, не так уж хорошо. Училась-то она

не в специальной школе, и заниматься тоже то начинала, то бросала, как самой

вздумается. Если на вступительных экзаменах в музыкальной школе так сыграть,

провал будет однозначный. И все же ее стоило послушать. Хоть на девяносто

процентов это никуда не годилось, но самые ключевые места, то есть остальные

десять процентов, она играла как следует. А ведь это была "Инвенция" Баха!

Поэтому я ей заинтересовалась. Подумала, что же это вообще за ребенок?

Конечно, на свете много детей, которые играют Баха намного лучше. Есть дети,

которые сыграют это в несколько десятков раз лучше ее. Но при таком

исполнении тем не менее редко бывает, чтобы оно было наполненным. Как раз

обычно оно получается совершенно пустое. А она играла хоть и слабенько, но в

ее игре было нечто, могущее очаровывать людей, по крайней мере меня.