Та половина, что

получилась получше, это ее, а та, что не получилась, моя.

У Рэйко все так хорошо получается, что, глядя на нее, мне за себя становится

стыдно. Мне ведь совершенно нечем похвастать перед другими. Пока, не болей."

Была там и коротенькая записка от Рэйко.

"Как жизнь? Для тебя Наоко, может быть, и создание, подобное высшему

счастью, а для меня она не более чем никудышная неумеха. Ну ничего, свитер к

сроку с грехом пополам довязали. Как он тебе, нравится? цвет и рисунок мы

выбирали вдвоем. С днем рожденья тебя."

Глава 10. Нельзя сочувствовать самому себе

1969-й год вспоминается мне как какое-то непроходимое болото. Глубокое и

топкое болото, где при каждом шаге кажется, что сапог вот-вот соскользнет и

останется в трясине. Со страшным трудом шагал я по этому болоту. Ничего не

было видно ни спереди, ни сзади. Всюду тянулось лишь это мрачное болото.

Даже время плелось медленно, в такт моим шагам. Люди вокруг были уже где-то

впереди меня, и только я со своим временем барахтался в болоте.

Мир вокруг меня сильно изменился. Умерли многие люди, начиная с Джона

Колтрейна. Люди орали о перевороте, и казалось, что переворот этот уже не за

горами. Но все эти события были не более чем бестелесным, совершенно

бессмысленным фоном.

А я лишь проживал день за днем, низко склонив голову к земле. Все, что

отражалось в моих глазах, было лишь болото без края и конца. Я поднимал

правую ногу и делал шаг, потом поднимал левую ногу и делал еще шаг. Я даже

не понимал, где я точно нахожусь. Я не был даже уверен, в ту ли сторону я

иду. Я просто передвигался шаг за шагом, потому что не идти никуда было

нельзя.

Мне исполнилось двадцать лет, из осени я вступил в зиму, но никаких

мало-мальски значимых перемен в моей жизни не было. Без всякого энтузиазма я

ходил в университет, три раза в неделю выходил на работу, временами

перечитывал "Великого Гэтсби", по воскресеньям стирал и писал длинные письма

Наоко.