Спокойная, рассудительная, с чувством юмора, понимающая,

одевающаяся всегда стильно и со вкусом.

Она безумно мне нравилась, и я думал, что, будь у меня такая подруга, я не

стал бы спать с кем-то на стороне. Она тоже хорошо ко мне относилась и

усиленно предлагала познакомить меня с подругой из ее клуба, чтобы

встречаться вчетвером, но я не хотел повторять старых ошибок и каждый раз

под благовидным предлогом ускользал. Хацуми училась в женском университете,

известном тем, что в него поступали дочери первостатейных богачей, и я

рассудил, что у меня с такими девицами никакого общения выйти не может.

Она была в курсе того, что Нагасава развлекается с другими девушками, но

никогда ни разу не выказала ему неудовольствия поэтому поводу. Она искренне

его любила, но тем не менее ничего ему не навязывала.

- Она для меня слишком хороша.

Так говорил сам Нагасава. Так оно и есть, думал я.

Зимой я устроился подработать в маленьком магазине грампластинок. Платили не

слишком много, но работа была нетяжелая, хорошо было и то, что работать надо

было только три раза в неделю в ночь в свою смену. К тому же еще и пластинки

можно было купить подешевле.

На Рождество я купил Наоко пластинку Генри Манцини с песней "Dear Heart",

которую та очень любила. Своими руками упаковал и повязал красной ленточкой.

Наоко подарила мне собственноручно связанные шерстяные перчатки. На больших

пальцах они были чуть коротковатые, но теплые.

- Извини. У меня плохо получается, - сказала смущенно Наоко, покраснев. - Да

нормально. Видишь, подошли, - сказал я, надевая перчатки и показывая ей.

- Можно же в них будет не совать руки в карманы? - сказала она.

В ту зиму Наоко не поехала в Кобе. Я тоже со своей работой перед Новым годом

закрутился и в результате остался в Токио. А хоть бы и поехал в Кобе, ничего

интересного там не предвиделось, да и встречаться там было не с кем.

Так как на новогодние праздники столовая в студгородке закрылась, я питался

дома у Наоко.