Слишком часто я об этом вспоминал, вот ощущение времени и нарушилось,

растянувшись.

Луна светила так ярко, что я выключил свет и, лежа на диване, стал слушать,

как играет на рояле Билл Эванс.

В проникающем через окно лунном свете все предметы отбрасывали длинные тени,

и стены окрашивались в нежные темные тона, точно облитые слабо разведенной

тушью. Я вынул из рюкзака железную фляжку с брэнди, набрал немного в рот и

медленно проглотил. Ощущение тепла распространилось от горла до желудка. И

это тепло разлилось сверху по всему телу.

Я отпил еще глоток брэнди, завернул крышку на место и убрал фляжку обратно в

рюкзак. Лунный свет, казалось, дрожал в такт музыке.

Спустя минут пятнадцать вернулись Наоко и Рэйко.

- А мы снаружи смотрим, свет не горит, испугались, - сказала Рэйко. -

думали, ты вещи собрал да в Токио уехал.

- да ну, с какой стати? Просто давно такую яркую луну не видел, вот и

выключил свет.

- А правда, здорово смотрится, - сказала Наоко. - Рэйко, а у нас те свечки

остались, что мы жгли, когда света не было?

- На кухне в столе лежат, наверное.

Наоко пошла на кухню, достала из стола белую свечу и вернулась с ней. Я

зажег свечу, накапал с нее воска в пепельницу и установил ее там. Рэйко

прикурила от нее.

Вокруг по-прежнему было тихо. Мы сидели втроем вокруг горящей свечи, и

казалось, будто мы одни втроем собрались где-то на краю света.

Грозные тени, отбрасываемые лунным светом, и дрожащие тени от огня свечи

накладывались друг на друга на стене и сливались друг с другом. Мы с Наоко

сидели рядышком на диване, Рэйко сидела напротив нас в кресле-качалке.

- Может, вина выпьем? - спросила у меня Рэйко.

- А здесь спиртное пить можно? - спросил я, слегка удивишись.

- Вообще-то нельзя, - неловко ответило Рэйко, трогая себя за ухо, - но в

основном, даже если увидят, смотрят сквозь пальцы, если вино, там, или пиво.

Лишь бы сильно не напивались.