Поставишь свечку папе? - сказала Мидори.

Я прошел за ней в комнату, где находился буддийский алтарь, зажег

курительную свечу и молитвенно сложил ладони.

- А я недавно перед папиной фотографией вся разделась догола. Вся разделась,

уселась, как йог, и свое тело ему показывала. Это, папа, грудь, а это

пупок...

- А это зачем? - ошарашенно спросил я.

- Ну просто показать хотела. Ведь половина меня - это же папина сперма,

правильно? Почему не показать? Вот это, типа, твоя дочь. Ну, пьяная еще была

к тому же.

- А-а.

- Сестра тогда как вошла, так аж вскрикнула. Как тут было не закричать,

когда я перед изображением покойника вся голая сижу?

- Ну да, пожалуй.

- Я тогда ей объяснила, чего я хочу. Так и так. Садись, сказала, тоже рядом,

разденься и покажись папе. А она не стала раздеваться. Посмотрела, как на

идиотку, и ушла. Сестра в таких вещах слишком консервативная.

- Она-то как раз сравнительно нормальная, - сказал я.

- А как тебе наш папа показался?

- Я с людьми когда в первый раз встречаюсь, теряюсь обычно. А вот с ним

вдвоем совсем тяжело не было. Настолько было просто. И поговорили с ним о

разном.

- О чем вы говорили?

- Об Эврипиде.

Мидори расхохоталась, точно от чего-то ужасно веселого.

- Ну ты оригинал! Ну это же надо, первый раз видит больного, умирающего

человека, который от боли страдает, и рассказывает ему про Эврипида! Таких

людей больше нет, наверное.

- Дочерей, которые перед изображением покойного отца догола раздеваются,

тоже, наверное, больше нет.

Мидори расхохоталась и звякнула колокольчиком на буддийском алтаре.

- Отдохни, папа. Мы теперь весело будем жить, так что спи спокойно. Тебе

ведь не больно теперь? Ты ведь умер, тебе теперь не больно, наверное. А если

до сих пор больно, ты пожалуйся богу. Скажи, ну сколько же можно? Найди в

раю маму и живите с ней дружно. Я у тебя его видела, когда помогала ходить

по-маленькому, он у тебя такой замечательный! Так что не унывай.