Пять или шесть секунд мы неподвижно

сидели и целовались.

Лучи осеннего солнца отбрасывали на ее щеки тени от ее ресниц, и видно было,

как они тонко трепещут. Это был нежный и теплый, и совершенно бесцельный

поцелуй.

Если бы мы не сидели на крыше под лучами послеобеденного осеннего солнца,

попивая пиво и глядя на пожар, у нас бы с ней не было в тот день никаких

поцелуев, и она, думаю, чувствовала то же самое.

Глядя сверху на сверкающие крыши домов, на дым, на красных стрекоз, мы

почувствовали какою-то теплоту и близость, и нам, по-видимому,

подсознательно захотелось в каком-то виде это сохранить. Именно таким был

наш поцелуй. Однако, разумеется, как и все поцелуи, не содержать в себе

никакой опасности он не мог.

Первой заговорила Мидори. Она тихонько взяла меня за руку. Потом сказала

так, словно что-то ей мешало говорить, что у нее есть парень. Я сказал, что

об этом и так смутно догадывался.

- А у тебя любимая девушка есть?

- Есть.

- Тогда почему ты по воскресеньям всегда свободен?

- Сложно объяснить.

Тут я почувствовал, что минутное послеполуденное очарование ранней осени уже

куда-то пропало.

В пять часов я сказал, что мне пора на работу, и вышел из ее дома. Я

предложил ей выйти вместе и перекусить где-нибудь, но она сказала, что

кто-нибудь может позвонить, и отказалась.

- Ненавижу целый день дома сидеть и ждать, когда позвонит кто-нибудь. Когда

одна остаюсь, такое ощущение, что тело как бы гниет по чуть-чуть. Все

сгниет, разложится, и в конце останется только мутная зеленая лужа и в землю

впитается. Останется одна одежда. Такое ощущение у меня, когда целый день

одна сижу.

- Если когда опять надо будет звонка ждать, могу побыть с тобой вместе. С

условием, что обедом накормишь.

- договорились. И пожар после обеда подготовлю, как всегда.

( На следующий день на лекции по "Истории драмы II" Мидори не появилась.