Не знаю, как ты к этому
относился.
- Я тогда, кажется, только о том и беспокоился, как ты к этому относишься, -
сказал я, мотая головой.
- Однако проблема была в том, что так могло быть только до какого-то
времени, и вечно продолжаться не могло. Такой маленький кружок не может
существовать всегда. И Кидзуки об этом знал, и я, и ты. Ведь так?
Я кивнул.
- Но, честно говоря, я его слабые стороны тоже ужасно любила. Не меньше, чем
хорошие стороны. В нем не было никаких интриг или зависти. Просто слабости.
Но когда я ему об этом говорила, он совсем не верил. Одно и то же в ответ
твердил. "Это, Наоко, все потому, что мы с тобой с трех лет вместе были, и
ты меня слишком хорошо знаешь. У тебя поэтому в кучу все смешалось, и ты
различить не можешь, где недостатки, а где достоинства." Всегда он так
говорил. Но что бы он ни говорил, я его любила, и кроме него на других даже
внимания не могла обращать.
Наоко грустно улыбнулась, глядя на меня.
- Между нашими отношениями и обычной связью между мужчиной и женщиной
разница была огромная. Мы с ним будто где-то плотью срослись вместе, такие у
нас были отношения. Уйдешь куда-то далеко, а тебя все равно магнитом
каким-то назад тянет, и ты опять на место прирастаешь. У нас с Кидзуки как у
мужчины с женщиной общение началось очень естественно. Ни раздумывать ни о
чем не пришлось, ни выбора никакого не было. Мы в двенадцать лет целовались,
а в тринадцать уже петтингом занимались. Я к нему прихожу, или он ко мне в
гости приходит, и я ему там руками все делаю... И нам вовсе не казалось, что
нам рано еще. Нам казалось, что так и должно быть. Если он хотел мою грудь
потрогать или между ног, я не возражала, и если он хотел кончить, то помочь
ему тоже не отказывалась. Так что если бы нас за это кто-то ругать стал, я
бы удивилась или рассердилась. Потому что мы ведь ничего плохого не делали.
Просто делали то, что по-любому стали бы делать.
|