Мидори подробно докладывала мне обо всем, что приходило ей в голову.

"Ой, бедненькая, что они с ней делают!" или "Вот звери, втроем сразу, это же

вообще труба!" или "Ватанабэ, вот бы мне кто-нибудь так сделал!" Мне было

куда интереснее следить за ней, чем за событиями на экране.

Во время перерыва я оглядел зал, и кроме Мидори женщин, похоже, там не было.

Парень, по виду студент, сидевший рядом, увидев Мидори, отсел подальше.

- Ватанабэ, - спросила Мидори, - а ты возбуждаешься, когда это смотришь?

- Ну, бывает, - сказал я. - С этой целью такие фильмы ведь и снимают.

- Стало быть, когда такие вещи показывают, у всех, кто здесь это смотрит,

поголовно stand up? И тридцать, и сорок, все поголовно? У тебя от этой мысли

ощущения странного не возникает?

Я сказал, что, пожалуй, что-то такое есть.

Вторая картина была сравнительно нормальной направленности. Но в компенсацию

своей нормальности она была еще более нелепой, чем первая. В ней то и дело

показывались сцены орального секса, и каждый раз во время этих эпизодов по

залу разносились громкие звуки спецэффектов. Я слушал эти звуки, и мне

становилось как-то не по себе оттого, что я живу на этой странной планете.

- И кто такие звуки придумал? - сказал я Мидори.

- А мне эти звуки нравятся, - сказала Мидори.

Также можно было слышать звуки того, как происходит половой акт. Мне до

этого никогда не приходилось замечать, чтобы такие звуки раздавались в

реальности. Слышен был также скрип кровати. Такие сцены тянулись без конца

одна за другой.

Сперва Мидори смотрела с интересом, но потом ей, видно, наскучило, и она

потащила меня наружу. Я встал, вышел на улицу и вздохнул полной грудью.

Впервые, наверное, воздух на улице Синдзюку показался мне таким освежающим.

- Здорово, - сказала Мидори.