"Куда? Даже не знаю", сказал управляющий.

Я вернулся в общежитие и написал длинное письмо ей домой в Кобе. Я подумал,

что, куда бы она не переехала, это письмо к ней обязательно попадет.

Я откровенно написал ей о своих чувствах. О том, что я многого еще толком не

понимаю, искренне стараюсь понять, но для этого должно пройти время. И что

сам я не представляю, где я окажусь, когда это время пройдет. Поэтому

обещать я Наоко ничего не могу, требовать от нее чего-то тоже права не имею.

Во-первых, знаем мы друг о друге слишком мало. Но если Наоко даст мне время,

мы можем друг о друге узнать побольше. Как бы там ни было, хочу с Наоко

встретиться еще разок и спокойно поговорить. С тех пор, как не стало

Кидзуки, мне некому стало откровенно рассказать, что у меня на душе, думаю,

что то же самое произошло и с Наоко. Я думаю, не нуждались ли мы друг в

друге больше, чем нам самим казалось? Вот почему пришлось нам проделать

длинный окольный путь, а в каком-то смысле даже заблудиться. Вероятно, мне

не следовало так жить. Но разве был у меня другой выход? Ту близость и

теплоту, что испытал я по отношению к Наоко, я не испытывал до того еще ни

разу. Жду ответа. Какой бы ни был ответ, непременно жду - такое содержание

было у письма, которое я написал ей.

Но ответ не пришел.

Из тела моего что-то выпало, ничто не стало взамен, осталась на его месте

одна лишь пустота. Из-за этого тело было неестественно легким, звуки лишь

пропадали в пустоте.

В будни я на порядок прилежнее, чем прежде, ходил в университет и слушал

лекции. Лекции были скучными, с одногруппниками я ни о чем не разговаривал,

а больше заняться было нечем. Я садился один на самый передний ряд и слушал

лекции, ни с кем не говоря. Ел я в одиночку, курить решил бросить.

В конце мая началась студенческая забастовка. Они орали что-то насчет

"разгромить университет". Что ж, думал я, громите, раз надо. Разнесите на

кусочки и растопчите в пыль. Я и глазом не моргну.