Как

магазин продастся, снимем где-нибудь квартиру и поживем пока с сестрой

вдвоем.

- А продастся магазин?

- Должен. Из знакомых один собирается шерстяную лавку открыть, так он

недавно спрашивал, не продадим ли магазин, - сказала Мидори. - Но папу так

жалко. Он так старался, и магазин открыл, и долги потихоньку раздавал, все

силы отдавал, какие были, а в итоге почти ничего ведь не осталось. Исчезло

все, будто пена.

- Но ты же осталась, - сказал я.

- Я? - повторила Мидори и странно усмехнулась. Потом глубоко вздохнула и

проговорила, - Пошли наверх. Холодно тут.

Мы поднялись на второй этаж, и она усадила меня за кухонный стол и подогрела

воду для ванны. Между делом она вскипятила воду в чайнике и заварила чай.

Пока вода в ванне разогревалась, мы с ней сидели, разделенные столом, и пили

чай.

Она какое-то время смотрела мне в лицо, подперев подбородок рукой. Никаких

звуков, кроме тиканья часов и шума то начинающего работать, то

останавливающегося охлаждающего устройства в холодильнике, слышно не было.

Часы показывали уже около одиннадцати.

- Ватанабэ, у тебя такое лицо смешное, если приглядеться, - сказала Мидори.

- Да? - ответил я, несколько задетый.

- Мне вообще-то люди с красивыми лицами нравятся, но на твое лицо когда

смотрю, как бы это сказать, чем чаще смотрю, тем все больше кажется, что вот

ему и так сойдет.

- Я о себе тоже так иногда думаю. Что и так сойдет.

- Я не имею в виду сейчас ничего плохого. Ну не получается у меня свои

чувства выражать нормально. Меня поэтому неправильно понимают часто. Я имею

в виду, что ты мне нравишься. Я тебе еще не говорила?

- Говорила, - сказал я.

- Я ведь тоже про мужчин узнаю понемногу.

- Мидори принесла "Мальборо" и закурила.

- Если начало - это ноль, то узнать можно много.

- Наверное.

- Кстати.