Я подумал, какой же на самом деле была его жизнь? С какими мыслями

смотрел он на меня, лежа на больничной койке, с изрезанной и затуманенной

головой?

Я думал так об отце Мидори, и настроение мое понемногу становилось все

мрачнее, и я поспешно снял с крыши белье и решил поехать побродить по

Синдзюку, чтобы убить время.

Переполненная людьми воскресная улица меня успокоила. Я пошел в набитый

людьми, как метро в час пик, книжный магазин "Кинокуния" и купил "Свет в

августе" Фолкнера (William Faulkner, "Light in August"), затем пошел в

наиболее шумное, как мне показалось, джаз-кафе, где, слушая пластинки Орнета

Кольмана и Бада Пауэла (Ornette Colman, Bud Powell), выпил горячего и

крепкого, но невкусного кофе и стал читать только что приобретенную книгу.

В пол-шестого я закрыл книгу, вышел из кафе и по-простому поужинал. Тут мне

подумалось, сколько же еще десятков, сколько сотен таких воскресений мне еще

предстоит? "Тихое, мирное, одинокое воскресенье", сказал я вслух. Я не

завожу пружину по воскресеньям.

Глава 8. Но мыши ведь не любят...

В ту неделю я сильно порезал руку. Я не знал, что стекло в перегородке между

полками с пластинками было треснутым. Кровь окрасила ладонь в красный цвет,

и вытекало ее так много, что мне самому было удивительно.

Управляющий принес несколько полотенец и перевязал ими мою ладонь вместо

бинта. Он позвонил по телефону и узнал номер больницы скорой помощи, которая

работала ночью.

Человеком он был не самым приятным, но в таких ситуациях реагировал быстро.

Больница, к счастью, находилась неподалеку, но еще до того, как мы дошли до

нее, полотенце успело насквозь пропитаться бурой кровью, и просочившаяся

кровь капала на асфальт.

Люди в замешательстве расступались перед нами. Они, похоже, думали, что меня

ранили в какой-то драке. Сильной боли не было.