И

к тому же я ее просто обожала.

Только вот решила, что о личном с ней особо говорить не стоит. Как-то

инстинктивно мне показалось, что так будет лучше. Поэтому если она и

задавала мне вопросы о моих делах - а она допытывалась упорно - ничего ей не

говорила, кроме чего-нибудь типа "много будешь знать - скоро состаришься". В

какой среде росла, в какой школе училась, и все такое. Она ко мне приставала

: "Расскажите мне еще про себя", но я ей только так отвечала : зачем тебе

это знать, обычная неинтересная жизнь, обычный муж, ребенок, хозяйство на

мне... А она мне : ну я вас так люблю, ну расскажите, и в лицо прямо

смотрит. Прямо не отлипает. Но и мне так уж неприятно не было от того, что

она ко мне вот так приставала. И все же сверх необходимого ничего ей не

рассказывала.

Было это, значит, где-то ближе к маю. Во время занятия она вдруг говорит,

что ей плохо. Гляжу, а у нее лицо правда побледнело, и пот с нее градом

катится. Я спрашиваю тогда : "Ну что, домой пойдешь?", а она говорит :

"Можно я полежу немножко, мне тогда лучше станет", я ей : "Ну иди сюда, ляг

на кровать" и чуть не на руках до спальни дотащила. диван у нас был слишком

маленький, так что ничего не оставалось, как уложить ее в спальне на

кровати. Она говорит : "Извините, что беспокою вас так", я ей говорю : "да

ничего страшного, не волнуйся". Спрашиваю : "Может воды выпьешь?", она

говорит : "Нет, спасибо, вы просто посидите со мной", я говорю : "Ладно,

посижу, как не посидеть" и сижу с ней рядом.

Потом какое-то время прошло, она меня с мученическим лицом просит :

"Извините, пожалуйста, вы не могли бы мне спину помассировать?" Гляжу, она

вспотела сильно, так я ей давай массаж делать. Она опять просит : "Извините,

снимите с меня лифчик, пожалуйста. Так дышать тяжело, не могу". делать

нечего, сняла. Она в блузочке была облегающей, так я пуговички на ней

расстегнула и лифчик с нее сняла. для тринадцатилетней девочки у нее грудь

была большая.