Было мне тогда 37 лет, сидел я в пассажирском кресле Боинга 747. Огромный

самолет снизил высоту, пронзив толстенные дождевые тучи, и пытался зайти на

посадку.

Холодный ноябрьский дождь намочил землю, окрасив ее в темные тона, и

техперсонал в дождевых накидках, трепыхающиеся флаги на здании аэропорта,

возвышающемся, точно голая скала, рекламные плакаты БМВ и прочие предметы

выглядели, как композиция в стиле фландрийской живописи. "О, опять Германия,

что ли?" - подумал я.

Как только самолет приземлился, погасли надписи "Не курить", и из бортовых

репродукторов полилась негромкая музыка. Какой-то оркестр душевно исполнял

битловский "Nowegian Wood". Как всегда, от этой мелодии у меня закружилась

голова. Впрочем, нет, внутри моей головы все закружилось и замелькало с

такой силой, как никогда раньше.

Мне показалось, что моя голова сейчас взорвется, и я весь сжался и застыл,

не шевелясь, обхватив руками голову. Вскоре ко мне подошла стюардесса-немка

и спросила по-английски, что со мной. Я ответил, что все нормально, просто

небольшое головокружение.

- С вами правда все в порядке?

- Все нормально, спасибо.

Стюардесса ушла, жизнерадостно улыбаясь, музыка сменилась на тему Билли

джоэла.

Я поднял голову и, глядя на темные тучи в небе над Северным морем, задумался

о тех многих вещах, которые потерял за свою жизнь. Потерянное время, умершие

или потерявшиеся из поля зрения люди, воспоминания о том, чего не вернуть.

Самолет окончательно затормозил, люди отстегнули ремни безопасности и начали

доставать багаж и одежду с полок, а я все еще был там, посреди того поля. Я

чувствовал запах травы, кожей ощущал дуновение ветерка, слышал пение птиц.

Это была осень 1969 года, мне вот-вот должно было исполниться 20 лет.

Та же стюардесса подошла опять и присела рядом со мной, спрашивая, лучше ли

мне теперь.

- Уже все в порядке, спасибо. Просто стало одиноко, знаете. (It's all right

now, thank you.