А она не

отвечает, тишина полная. Я подумала, что что-то не так, в дверь еще раз

постучала, открыла потихоньку и вошла. Подумала, что она, может, заснула. Но

она не спала. Стоит у окна, голову вбок вот так наклонила и за окно куда-то

уставилась. Мне показалось, что она задумалась о чем-то. В комнате темно

было, а она еще свет весь выключила, так что ничего толком видно не было.

Я ей говорю : "Ты что там делаешь? Мама есть зовет". Тут смотрю, а она

ростом выше, чем обычно. Что такое? Я удивилась, подумала, на каблуках она,

что ли, или залезла на что-то, ближе подошла и тут увидела. Она на веревке

висела, за горло привязанная. С потолка веревка свисала по прямой - и такая

она была прямая, до ужаса. Такое ощущение было, точно кто-то линейку

приложил и в пустоте прямую начертил. На ней блузка белая была -

простенькая, вот как на мне сейчас - и серая юбка, а носки ног оттянуты

вниз, будто она балет танцует. А от пальцев ее ног до пола пустота была

сантиметров в двадцать. Все эти мелочи я заметила. даже на лицо ее

посмотрела. Не могла не посмотреть.

Подумала, что надо вниз спуститься, маме сказать, кричать надо, а тело не

слушалось. Я думала одно, а тело само двигалось, как хотело. Я думала, что

надо быстро к маме идти, а тело суетилось сестру с веревки снять. Одна я с

этим справиться, ясно, не могла и минут пять или шесть, кажется, там

проторчала. Затмение какое-то нашло. Не могла понять, что есть что, а в теле

моем как будто умерло что-то. Пока мама не поднялась и не спросила : "Вы чем

там занимаетесь?", я так там и оставалась. Вместе с сестрой, в темноте и

холоде...

Наоко покачала головой.

- Я после этого три дня ни слова не могла сказать. Лежала на кровати, не

шевелясь, как мертвая, только глаза открыв. Не воспринимала, что к чему.

Наоко прижалась к моей руке.

- Я ведь и в письме тебе писала? Болезнь у меня гораздо тяжелее, чем ты об

этом знаешь, и корни у нее глубокие.